вторник, 22 марта 2011 г.

О cекь-юритях и секь-рютарях



Театр начинается с вешалки,  а суд с рамки металлоискателя. На входе во «дворец правосудия» охрана проверяет всех как перед посадкой на самолёт. Обнаружив в моей сумке диктофон фирмы «Olympus», секьюрити уставились на него как папуасы с островов Новой Гвинеи и стали выспрашивать, что это за штуковина и для чего я пытаюсь пронести её во «дворец».   Сообщил им, что собираюсь записывать бред и ахинею, которые сторона обвинения несёт в зале судебного заседания. В ответ мне было предложено ознакомиться с какой-то инструкцией, где якобы написано, что аудиозапись в суде запрещена.  Я, в свою очередь, предложил им подтереться этой инструкцией и ознакомиться с ч. 5 ст. 241 УПК РФ. После длительных препирательств со мной и консультаций по телефону, надо полагать, с председателем Верховного Суда РФ , «Olympus» был-таки допущен в здание.  Скопившаяся очередь по ту сторону металлоискателя вздохнула с облегчением.  Но на этом злоключения диктофона не закончились.   Охранник в зале судебного заседания тоже не знал законов и нервно забегал, когда увидел на столе диктофон. Они долго перешёптывались с судьёй Хуйлимановым и листали УПК РФ, пока,  наконец, не убедились, что закон разрешает вести аудиозапись в открытом судебном заседании и при этом, ни у кого не надо спрашивать разрешения. Однако на всякий случай охранник сел позади меня: вдруг я вздумаю заниматься фото или видеосъёмкой.  В процессе выступления за трибуной мне пришлось вернуться на своё место за какой-то бумажкой. Охраннику показалось оскорбительным, что я повернулся к судье задом, о чём он и сделал мне замечание.  По его мнению, я должен был пятиться назад и стоя лицом к судье, за спиной нашарить нужный документ. Я рыкнул на капитана УФСИН, что у меня нет на жопе глаз, чтобы выполнять его идиотские просьбы. За капитана тут же вступился судья Хуйлиманов и спросил, почему я хамлю в храме правосудия. Пришлось и ему объяснять об отсутствии глаз на своей жопе. 


Согласно ч. 4 ст.  231 УПК РФ стороны должны быть извещены о  месте, дате и времени спектакля (т.е. судебного заседания) не менее чем за 5 суток до его начала. Представляется, что уведомление сторон входит в обязанности секретаря.  О первом заседании в мировом суде меня уведомил не секретарь, а мой адвокат, позвонив на сотовый. Причём произошло это за полтора часа до рассмотрения дела, когда я вовсю занимался производственным процессом.  А не пошли бы вы в жопу. Щщас, всё брошу и побегу вприпрыжку навстречу  приговору.  Как положено, уведомите повесткой, да под расписку!    В общем,  спектакль им пришлось переносить на другую дату. В следующей судебной инстанции было ещё смешней.  Повестка, брошенная в  почтовый ящик, который проверяется ежедневно и не по одному разу, гласила о том, что в суд апелляционной инстанции надо прибыть к 10 часам ВЧЕРА.  Несмотря на то, что сегодня была суббота, и суд, скорей всего не работал, я на всякий случай позвонил по указанному в повестке номеру. Вместо девушки-секретарши ответил грубый мужской голос. Оказалось, что это был федеральный судья А.В. Хуйлиманов. Видать, он не успевал в рабочее время переписывать обвинительные заключения в приговоры, поэтому ему приходилось заниматься этим в выходные. Я также грубым мужским голосом сообщил ему, что не располагаю машиной времени для перемещения в прошлое, поэтому, не будут ли они так любезны, впредь придерживаться требований УПК РФ и оповещать меня о предстоящем процессе заранее.  Тогда я ещё не знал, что судьи срать глубоко хотели не только на ст. 231 УПК, но и на все другие законы Российской Федерации.


Секретари, а точнее  секретарши, в основном симпатичные молодые девчонки. Однако разонравились они мне очень быстро. Это произошло после того как я прочитал первый протокол судебного заседания. Технический прогресс в виде средств аудиозаписи, как уже было сказано выше, до наших судов ещё не добрался. Секретари пишут протокол на слух с лёту. При этом, как выяснилось, они не обучены приёмам стенографии. Отсюда несвязанные предложения, пропущенные фразы, а также  показания, извращённые с точностью до наоборот. Кроме этого,  тема судебного рассмотрения изобиловала техническими терминами, поэтому на выходе получалась ужасная абракадабра, но никак не юридический документ, на основании которого должен выноситься приговор. Ниже фрагмент протокола судебного заседания мирового суда.

   
Допрашивается главный свидетель моих преступных деяний, а именно великий «специалист» в области СТС НПИ - майор ФСБ Болтовой С.П.  Бред, который он нёс в суде, вдобавок был безбожно перевран девочкой-секретарём. Адвокат просит описать  техническое устройство, изготовленное мною. Согласно протоколу судебного заседания я изготовил следующее чудо техники: Изделие состоит из анализатора спектра с монитором, специального приёмника и специального носителя, на который осуществляется запись переговоров третьих лиц. Все эти компоненты размещены в колпачке от губной помады.  Антенна имеет длину корпуса 4 см или 2 см.  Сечение антенны 15-20 см.  Питание от нитрона. Разъём для питания порядка 8 вольт. Устройство является законченным продуктом. Программное обеспечение  позволяет прослушивать и записывать информацию.  Диапазон ФМ или  МГЦ в районе 70 МГЦ или 90 МГПР. Специальный приёмник принимает сигнал от 60 до 80 метров. При частотной модуляции радиус приёма составлял от 60 до 90 метров. При этом при среднем уровни громкости разговор можно разобрать на расстоянии 5 метров. 
Дааааа! Такой хуеты не встретишь ни в одном фантастическом романе. Что за новый элемент питания под названием «нитрон»? Что такое разъём «порядка 8 вольт»? Что такое «90 МГРП»? Почему антенна такая толстая? Откуда взялось программное обеспечение и специальный носитель? Как весь этот шпионский комплекс  уместился в колпачке от губной помады?


Диктофон  врать не будет.  Вот некоторые выдержки из диктофонной записи и соответствующих абзацев протокола.


Версия протокола
Версия диктофона
Вопрос: Сколько времени вы проработали в данной отрасли?




Ответ: Проработал долгое время, занимался  исследованиями.
Вопрос:  Какой ваш опыт работы? Сколько времени занимаетесь исследованиями  специальных технических средств?


Ответ:  Исследованиями на постоянной основе не занимаюсь, периодически по мере возникновения необходимости.
Вопрос:   Исследуемые вами устройства подпадают под эти критерии?




Ответ: Для съёма акустической информации микрофон позволяет распознавать речь. Программа обеспечивает законченный продукт, позволяющий при их использовании прослушивать и записывать информацию.
Вопрос:     Говоря о критериях СТС, вы упоминали программное обеспечение.  В исследуемом   вами  устройстве имеется программное обеспечение?


Ответ:     Нет, оно просто специально изготовлено. Программное обеспечение отсутствует полностью. Это устройство представляет собой законченный продукт, который просто включаешь и воспринимаешь его работу.
Вопрос:   Согласны ли вы, что исследуемые устройства - простейшие радиомикрофоны с технической точки зрения?





Ответ:    Не является радиомикрофоном.
Вопрос:          Согласны ли вы с тем, что устройства, которые вы исследовали,   являются простейшими радиомикрофонами,                 т.е. устройствами, предназначенными для передачи акустических колебаний по радиоканалу?


Ответ:     Радиомикрофоном, да являются.


Учтя печальный опыт, к следующему заседанию  я предварительно подошёл к секретарше и предупредил, что буду всё записывать на диктофон, а после заседания сделаю распечатку и предоставлю ей. Такое сотрудничество устраивало обоих: ей – меньше работы,   а в меня вселяло надежду, что протокол не будет перевран. Начитавшись УПК, и ещё веря в то, что его кто-то соблюдает,  я пытался подать замечания на протокол одного из судебных заседаний, т.к. моя диктофонная запись сильно различалась с показаниями, прозвучавшими в зале суда.  Замечания вылились на 5 страниц.  В ответ судья Кактышева А.Ю.,  (не читая  замечаний), опровергла мою наглую клевету двумя предложениями:  «Протокол судебного заседания написан дословно и правильно. Оснований для изменения протокола не имеется».


Таким образом, все мои потуги протокольные  были напрасными. Протокол судебного заседания в наших судах – это очередная профанация так называемого правосудия (собственно как и само правосудие в целом).  Судьям  протокол по барабану. Они его не читают (как не слушают и самих выступающих). Для вынесения приговора им достаточно обвинительного заключения, который тупо переписывается в приговор вместе с грамматическими ошибками допущенными следователем. Поэтому секретарша с чистой совестью может писать протокол «под расчёску». Так раньше студенты конспектировали труды Ленина и съезды КПСС. Приставляешь к тетради расчёску и быстро обводишь зубчики ручкой.  Главное, чтоб были ровные строчки, а что там накалякано, никого не интересовало. Преподавателя устраивал сам факт наличия  «конспекта» с соответствующим заголовком.


Согласно  ст. 259 УПК, среди прочего, протокол судебного заседания должен содержать   подробное изложение всех показаний данных сторонами в суде.  Именно показания, данные в суде, должны учитываться при вынесении приговора. Сведения, изложенные в протоколе судебного заседания, являются такими же доказательствами, как и другие источники, предусмотренные УПК. Некоторые товарищи по ходу дела показания меняют на противоположные. Тот же «специалист» ФСБ Болтовой С.П. на следствии пиздел одно, в мировом суде - второе, а в суде апелляционной инстанции отрёкся от предыдущих двух и наговорил третьего. Всё это худо-бедно зафиксировано в протоколах судебных заседаний, однако  в приговоры были внесены только его первоначальные (заведомо ложные) показания, данные на следствии. В нашей стране  для оборотней в мантиях закон не писан и не читан. Оборотни в мантиях работают в одной упряжке с оборотнями в погонах  и дружно тянут лямку в сторону обвинительного приговора. В приговор пишут то, что им выгодно для вынесения обвинительного приговора. 


Комментариев нет:

Отправить комментарий